Расписание электричек с нижних котлов, Московский общественный транспорт:
Я уже гадать начала! Составитель Дима Вернер. В р-не Таганая были. На что та предоставила билет на этот поезд, да еще и в этот вагон! Осматривая свои пасти, промышленники часто доезжают до самого океана, а так как нередко и пурга застаёт их в дороге, они устраивают кое-где шалаши, чтобы переждать непогоду.
Это стало очень символичным. Троллейбус стал вытеснять трамвай. Знаменитая "Букашка" троллейбус Б , который ездит по Садовому кольцу был изначально трамваем.
Сейчас троллейбус имеет в Москве очень разветвлённую сеть. Около 90 маршрутов и 9 троллейбусных парков. Последний парк был открыт в начале 21 века в Новокосино.
Были и трамвайно- троллейбусные парки. Трамвайный парк Артамонова около станции метро Фрунзенская некоторое время был трамвайно- троллейбусным, пока его не сделали троллейбусным. Теперь и этот парк переместили на территорию , которое занимало трамвайное депо на улице Ходынка. А депо переехало в Строгино. А до этого он был трамвайным депо, а до этого депо конки. А Филёвский парк является троллейбусно- автобусным. Расположен в 2х хагах от станции метро Парк победы. Троллейбусы ходят по большенству крупных магистралей города: Варшавское шоссе, Каширское шоссе, Кутузовский проспект, проспект мира, Ленинградский проспект и шоссе, Дмитровское шоссе, Ленинский проспект и многие другие.
Работают они и в центре, однако в 90е годы троллейбусная сеть в центре понесла потери. Ярлыки: трамвайные депо , троллейбусные парки , троллейбусы. B cнова электрички.. Теперь я немного расскажу о Павелецком направлении. То, что в Бирюлёво удобнее на электричке- это знают все. Но вот какую пользу ещё извлечт из этой дороги?
Но прямо за этими магазинами есть платформа Чертаново. От платфоры ЗИЛ это 20 минут, от Нижних котлов и того меньше. Только внимательно смотрите расписание. Некоторые поеда там не останавливаются. И ещё: от улицы Дубининская тяжело добираться и до Павелецкой и До Тульской. И от Павелецкой набережной тоже. Автобус 13 иногда стоит в пробках.
Трамвай на улице Дубининская днём всегда в пробках. Но это не проблема. Есть платформа Москва- Товарная в метрах от улицы Щипок. А там можно и на станцию Тульская пересесть. Ярлыки: Городская электричка , Торговые центры , Чертаново. Рижское направление железной дороги. Хоть наши электрички далеки от идеала, но иногда они существенно помогают нам. Городские электрички в Москве могут существенно сократить время в пути.
Наприемр из Тушино до станции метро Дмитровская быстрее доехать на электричкой Рижского направления. Так как от Тушина до Войковской. Налоговая инспекция находится на Походном проезде, который находиться на станции Сходненская, а там ещё и маршрутка. Господа Йохельсон и Богораз с супругами образовали сибирский отдел обширной американской экспедиции, цель которой - выяснение родства северо-американских и северо-азиатских племён.
Экспедиция собрала обширный фольклорный материал и массу предметов культа и обихода инородцев. Цель его исследований - юкагиры, вымирающее племя крайнего северо-востока, языком которых он вполне владеет. Скрывался в Германии и Швейцарии. В году возвратился в Россию под вымышленным именем. За участие в народовольческом движении был арестован и отсидел три года в одиночной камере Петропавловской крепости. Там он исследовал юкагиров и показал, что их язык, считавшийся исчезнувшим, существует и занимает обособленное место среди окружающих языков.
В году он был приглашён Американским музеем естествознания в Нью-Йорке в качестве руководителя Сибирской части Северной Джезуповской тихоокеанской экспедиции гг. Джезуповская - по имени крупного мецената Морриса Джезупа, одного из основателей Музея естественной истории в Нью-Йорке.
Историческая справка. Описание культуры, быта, фольклора и языка коряков, юкагиров и алеутов, сделанное В. Йохельсоном, стало важнейшим вкладом в этнографическую науку. Впоследствии он был награжден медалями Русского географического общества, а также золотой медалью Общества антропологии и этнографии Московского университета г. За два с половиной года экспедиции В. Йохельсон посетил десятки стойбищ якутов, чукчей и юкагиров, проживавших на реках Индигирке и Колыме.
Занимаясь исследованием юкагирского языка, изучив его грамматический строй, овладев им, составив словарь почти из 10 тысяч слов, записав полторы сотни текстов песен и преданий, экспедиция собрала обширную коллекцию, включавшую более 3 тыс.
Была также собрана зоологическая коллекция, и велся метеорологический журнал. Йохельсон выяснил, что считавшийся мертвым юкагирский язык существует и даже подразделяется на различные диалекты - тундренный и колымский. Первым исследователем, который подробно описал Якутскую лайку, был тот же Владимир Ильич Йохельсон. Впрочем, о собаке, следующей за человеком под все широты, необходимо прибавить, что у каждой из народностей округа она является самым надежным товарищем во время промысла зверей.
За исключением юго-западной части округа, в каждой якутской юрте найдете четыре-пять собачки, на которых возят дрова, лед и производят другие хозяйственные работы. Ростом полярная собака невелика, вышина ее в плечах см.
Бывает и несколько выше, но многие ездовые собаки, в особенности у якутов, поражают вас своим малым ростом. Маленький рост рабочих собак можно, впрочем, объяснить теми же причинами, почему у наших крестьян маленькие лошади: на месячных щенках, которых почти не кормят, бедные люди уже возят дрова и воду. У состоятельных хозяев собаки, пользующиеся лучшим уходом, всегда рослее. По наружному виду местная ездовая собака со своими стоячими ушами, косым разрезом глаз, густой шерстью, широкой и относительно большой головой, острой мордой и опущенным когда она не в духе, устала или ест пушистым хвостом весьма походит на волка».
Преобладающая масть колымской собаки, по Йохельсону, «серая, серо-желтая, пестрая, то есть белая с серыми или черными пятнами Ноги сравнительно толсты и коротки; грудь, которой тянут нарту, прекрасно развита; шея толста и коротка. Морда необыкновенно хитрая, с меланхолическим или угрюмым выражением». Та же ездовая, по Йохельсону, в одно и то же время и «промышленная», «с хорошо развитым обонянием, но с ещё лучшим слухом и зрением.
Почти круглый год на привязи, но, предоставленные самим себе, они отлично умеют находить пищу в виде мышей, куропаток, уточек и других птиц и мелких зверей. Сообща загрызают оленя, корову, а голодные нападают на лошадь». Интересно, что «колымские собаки во время езды свирепеют и даже опасны для встречного человека Вообще, этих собак никто не учит. Хорошая промышленная собака является самобытным талантом. Собственно говоря, всякая из местных собак умеет отыскивать след зверя и преследовать его, но не у каждой хватает азарта и смелости, чтобы довести преследование до конца».
Верхоянск немного истории. Наряду с селом Оймякон Верхоянск называют Полюсом холода Северного полушария. Образован Верхоянск в году как казачье зимовье. Коваликом на оборудованной А. В году сюда перенесли управление с наименованием нового места окружным городом Якутской области. Верхоянск состоит из двух-трёх десятков деревянных домов, большей частью без кровель, и нескольких десятков юрт, разбросанных без всякого порядка по обоим берегам Яны, в низменном, болотистом месте, усеянном небольшими озерами, так что перед каждым почти домом имеется озеро; но вода озерная и речная вследствие.
В городе два казенных здания, лечебница, пять казенных магазинов. В город Верхоянск отправляли политических ссыльных. Первым сюда был выслан участник польского восстания годов поэт Викентий Пужицкий. В том числе отбывали здесь ссылку участник революционного движения х гг. Худяков, польский революционер, этнограф Вацлав Серошевский, революционеры И. Бабушкин, В. Ногин, С. Для ссыльных зимние дни были самыми тяжёлыми.
Так мало было жизни кругом, что постоянно думалось о небытие. Если вообще можно сомневаться в своём существовании, то Верхоянск - самое подходящее для этого место. По переписи населения года в округе проживало В году в Верхоянске имелось 39 жилых юрт и 14 домов русского типа, 50 амбаров. В начале XX в. Виктор Николаевич, проводив В. Йохельсона, отправился к исправнику. От исправника В. Катин-Ярцев попал в компанию государственных ссыльных и с ними провёл вечер. За оживлённой беседой, за чаем и граммофоном просидели до глубокой ночи.
Почти каждый из государственных ссыльных имеет собственную юрту, которую многим пришлось строить собственноручно, а некоторые приобрели от уехавших товарищей. Пятнадцатирублёвого казённого пособия не хватает при дороговизне жизни здесь, а заработков очень мало.
Особенно круто приходится семейным, получающим всего на четыре рубля больше холостых. Из дневника Катина-Ярцева: На другой день, после утреннего чая, удалось посетить больниц - сифилитическую, потому что другой Верхоянск тогда не имел. Возмутительное здание! Воздух хуже, чем в хлеве. Были отпущены большие деньги на ремонт, но больниц не ремонтировать надо, а сжечь! И больные производят безотрадное впечатление. Почти сплошь - третичные формы сифилиса, и притом тяжёлые, трудно поддающиеся лечению Огромная торпид- ная язва на ноге Глубоко зияющее отверстие вместо носа у семнадцатилетнего юноши, которому по росту и телосложению нельзя дать более лет.
Вместо уехавшего врача больниц показывали фельдшера. Расспрашивая больных, насколько умел, по-якутски, я, по-видимому, доставил им большое удовольствие. На следующий день я получил от исправника приглашение на обед. Здешний исправник Болеслав Фелицианович Кочаровский много лет служил в северных округах.
За обедом у него удивил ананас, поданный на третье блюдо. В Верхоянске ананас стоит 2 рубля 50 копеек. За последние годы цены на привозные продукты в Верхоянске значительно понизились. Вот для примера цены некоторых товаров: 1 фунт сахара стоит в Верхоянске 37 копеек 25 копеек в Якутске ; 1 пуд крупчатки - 7 рублей 80 копеек 3 рубля 60 копеек - 4рубля в Якутске.
Сносное байковое одеяло - 7рублей. Простой стеклянный стакан - 40 копеек. Пуд ржаной муки продаётся за рублей. Когда караван выезжал из Верхоянска, барометр падал и здешние метеорологи предсказывали пургу. Снег как зарядил сутра, так и шёл весь день. В пятидесяти вёрстах от Верхоянска мы остановились, чтобы дать отдохнуть лошадям после трудной дороги по глубокому снегу.
Не лучше был и дальнейший путь. Снег продолжал валить. Намело целые сугробы. Лошади с трудом пробирались - местами почти по брюхо в снегу. Снежная погода, однообразная холмистая местность с голым лиственничным лесом. Около Басской поварни, где останавливались, - небольшая лесная речка, впадающая в Яну. Но сильные лошади со спокойною уверенностью прокладывали путь по безлюдной стране. И вот впереди показалась юрта, а значит, люди и тепло. Грязная, переполненная многочисленным якутским семейством юрта.
Одиннадцатый час вечера. Огонь неизменного камелька освещает невесёлую картину. Почти возле меня только что перестал стонать больной парень, которого я накормил пельменями и напоил горячим чаем. Ещё раздаются стоны в более отдалённом углу юрты. При вспышках огня видно, как корова апатично пережёвывает свою жвачку. Низкий потолок словно давит на грудь. Понемногу засыпают обитатели юрты. Похрапывает ямщик. Скорчившись в три погибели, пролезаю сквозь крошечную дверь и выхожу на воздух.
В нарте спит казак. Луна, просвечивавшая сквозь окутавшую всё небо туманную завесу, скрылась. Небо прояснилось. Еще блегцут звёзды, но рассвет уже близок. Якут влезает на крышу, чтобы закрыть трубу, - заслонки не практикуются в этих местах и трубу закрывают снаружи В юрте почти темно, лишь тускло горит моя свеча на столе. Рядом со мной телёнок, как-то смешно задрав голову, почёсывает себе спину Сел почитать, чтобы утром пораньше разбудить ямщика с казаком. Около 4 часов утра солнце огненным шаром начало выкатываться из-за леса, далеко вокруг себя разбрызгивая золотые лучи.
А по бокам восходящего солнца вздымаются широкие вертикальные радужные столбы: как будто заря, не желая потухнуть так рано, разделилась надвое, чтобы поглотить дневное светило Солнце уже поднялось над лесом, а столбы всё не исчезают. Более широкие у основания, они постепенно суживаются, поднимаясь над горизонтом, и также постепенно теряются в безоблачной синеве неба, бросая кверху слабый сноп лучей.
Просыпаются «жители». Встаёт, тяжело сопя и отдуваясь, ямщик. Пора и в путь! Вскоре после выезда со станции закрутила пурга, так что кругом почти ничего не было видно. Где горы, где лес защищали их от метели, и только местами приходилось тащиться по глубокому снегу. Всё-таки несколько раз я задыхался в насыщенной мелким снегом атмосфере. Впрочем, в лесной полосе метель не так страшна.
Другое дело - пурга в тундре. Она задерживает иногда на две-три недели путника, а пустившийся в дорогу рискует погибнуть в снежных сугробах. Всё съели Когда мы выехали из низкой и дымной поварни, послужившей нам приютом часа на два, пурга продолжалась. Через несколько часов пути подъехали к Кургунсалахской поварне.
Эта поварня построена купцами Санниковыми, а не «казной». Это относится к Крайнему Северу - до Верхоянска встречаются только казённые поварни. Кургунсалахская поварня оказалась выше, просторней и чище большинства предыдущих. Для нас это было тем более приятно, что здесь мы встретили постояльцев.
Это были якуты-промышленники. С помощью силков и самострелов они промышляли зверя и птицу, преимущественно зайцев и куропаток. Есть и лисица. Мы купили у них за двугривенный —к большому их удовольствию - четырёх белых куропаток.
Кроме того, промышленники поднесли нам небольшую сову и красивую кукшу, называемую по- якутски нюхагой, за что им презентовали восьмушку махорки. Кукша внешне похожа на сойку, но имеет немного меньший размер - длина см, вес г.
Окраска серо- вато-бурая, верх головы и крылья темные, хвост рыжий, посередине хвоста продольная темная полоса, подхвостье рыжеватое. Отличить от сойки можно по цвету хвоста и отсутствию белых пятен. Обитает в таежных лесах Евразии от Скандинавии до Анадыря. Оседлая птица, в северной части ареала зимой откочевывает на юг. Гнездо сооружает на дереве, на высоте от 2 до 6 м, откладывает яйца в апреле-мае.
Насиживание длится дней. В июне - начале июля происходит выход молодых птиц. В гнездовое время скрытна, иногда не слетает с гнезда даже после того, как дерево срубят. Держится парами и стайками.
В полете раскрывает хвост веером. Крик - громкое «кжээ-кжээ», и низкий свист «куук-куук». Песня состоит из свистов и глухих звуков. Питается как животной - насекомые, мелкие грызуны, мелкие птицы, яйца, так и растительной пищей.
Вскоре по выезде, на другой день, В. Доктор был на Индигирке, в Усть-Янске, Булуне. Проехав более километров, он объехал меньше половины участка. Недостаток, порою даже полное отсутствие врачебной помощи - больное место и не таких отдалённых окраин России. А в Верхоянском округе - один врач на пространстве чуть ли не больше всей Германии, а в случае перевода врача в другой участок округ рискует на много лет остаться без врача.
Разъездная система при здешних расстояниях и малой населённости края не имеет смысла. Можно, пожалуй, раз или два за год по-курьерски объехать свой участок, употребив на проезд добрую треть года и не сделав ничего. А амбулаторное и стационарное лечение от этого страдает, так как больница надолго остаётся без врача.
Жители стали попадаться очень редко. Можно проехать вёрст полтораста по тракту, не встретив и признаков жилья. И вот уже преддверие тундры Огромное снежное пространство Ни кустика! Изредка небольшие голые холмики делают тщетную попытку нарушить утомительное однообразие пустыни. Болото, скованное морозом, с наступлением лета снова станет непроходимым. Летом даже верхом здесь ездят только на оленях - чересчур зыбка почва для такого тяжёлого животного, как лошадь.
Из дневника Катина-Ярцева: Был изрядный мороз. Туман надвигался и сгустился так, что ни зги не видно. Вблизи Казачьего мы в первый раз увидели езду на собаках. Штук шесть псов, ростом разве немного побольше обыкновенных дворняжек, везли нарту. В нарте сидела внушительных размеров якутка, а рядом с собаками вприпрыжку бежал каюр-якут. Собаки обнаружили слишком большую симпатию к нашим оленям, так что каюру пришлось их успокаивать с помощью довольно солидной дубинки, и они с лаем и визгом продолжили свой путь.
Индигирская остроухая лайка считалась лучшей в мире, недаром река имела еще одно старинное, «досельное» название — Собачья. А лучшие индигирские собаки были всегда в Русском Устье. Особенно красивы они зимой, когда обрастают густейшим подшерстком. Есть такие, что остаются лохматыми и летом. Их называют «хохлы», они особенно хорошо переносят лютые здешние холода. Здесь никто не скажет - «собаки».
Говорят —собачки. Упряжка —это не просто некий обезличенный механизм в восемь-десять «собачьих сил». Это скорее некий собачий коллектив, где есть добросовестные собаки-трудяги и есть псы, склонные полениться, «сачкануть». Есть посмелее, позадиристее - и есть смирные, сразу поджимающие хвост, стоит соседу по упряжке показать клыки. Есть в каждой упряжке своя иерархия, есть свои аристократы и свои парии, но на вершине этой иерархической лестницы, признаваемый беспрекословно всеми, стоит вожак упряж ки-передовик.
Без хорошего передовика нет упряжки. Упряжкой управляют только голосом. Ни хлыста, ни длинной палки-хорея, которым пользуются при езде на оленях, в руках у каюра нет. Много разных команд должен знать вожак упряжки и четко их выполнять. Обычно отношения с собаками у охотников довольно сдержанные, лишенные сантиментов -рабочие отношения.
Собак редко гладят, ласкают - не принято. Если остальные собаки - мышцы, тягло, то передовик - это душа, мозг упряжки. Тщательно проверяют все его стати - лапы, грудь, шерсть. Хорошо ли видит, хорошо ли слышит. Готовить его начинают задолго до того, как одряхлеет старый передовик, - ведь ему предстоит стать «наставником», передать молодому всю науку. Учат молодого в основном «на практике», припрягая к «старику».
Собаки обычно сохраняют «рабочую форму» лет пять, хорошего передовика держат подольше, прощая за опыт и ум некоторую потерю силы. С остальными собаками расстаются без особых эмоций - ничего не поделаешь, роль собак сугубо служебная, держать собаку, которая уже не может работать, никто не станет. За год на прокорм упряжки нужно более пяти тонн рыбы. И какой - отборной!
Ни одна здешняя собака есть ни гцуку, ни налима не будет. Немного истории о Русском Устье. Самый западный из трех рукавов, на которые делится в дельте своей Индигирка, так и называется - Русско- Устьинская протока. Откуда взялись здесь, на дальнем глухом якутском Севере, русские люди? Давно пытаются ученые разгадать загадку Русского Устья. Впервые официально упоминается оно в научной литературе в отчетах Великой Северной экспедиции капитана-командора В.
Он не был географом-исследователем или ученым-этнографом. Не по своей воле пришлось ему провести здесь девять месяцев. После почти двух месяцев изнурительного и опасного путешествия он достиг наконец Русского Устья и почувствовал себя перенесенным на два столетия назад. Среди населения не было ни одного грамотного человека. Жили отрезанные от всего мира, не зная ничего о жизни других людей, кроме ближайших их соседей - якутов и юкагиров.
Календарем служила палочка с зарубками. Некоторую путаницу вносили високосные годы, о существовании которых здесь и не подозревали. Расстояния мерили днями пути, на вопрос, сколько времени прошло, отвечали: «чайнику доспеть» или «мясу свариться».
По больше всего поражало Зензинова то, что русскоустьинцы говорили на странном языке - вроде бы и русском, но не совсем понятном человеку, приехавшему из России.
Это был древний язык - со многими присущими именно ему грамматическими особенностями, язык, на котором говорили наши предки. Другие учёные считали, что русские поречане-индигирщики являются потомками русских землепроходцев, которые в XVII веке пришли на Индигирку и Колыму сушей. И в погоне за драгоценными мехами - «мягкой рухлядью» - продвигались, «подавались» все дальше на север, глубже в тундру.
Более достоверных данных по истории появления русских в низовьях Индигирки нет до сих пор. И в этом-то отдалённейшем районе, за неподвижными стенами неведомых горных хребтов, за морем молчаливой, почти безлюдной тайги, за линией полюсов холода, у края лесов - в низовьях Индигирки - в начале прошлого века была обнаружена горсточка, не более пятисот человек, русских людей.
Эти русские люди - поречане-индигирщики, сотни лет обитавшие почти в полной изоляции. Как попали сюда эти русские люди, говорящие на языке наших предков? Как сохранился этот заповедник русской старины вдалеке от родных мест, в окружении разноплемённых и разноязычных народностей, среди суровой природы? И быт их оказался таким же замороженным, законсервированным, как и язык. Осознать эту даль, пользуясь обычными абсолютными мерами длины, невозможно.
Для этого нужно воспользоваться другим способом - способом, которым пользовались наши прадеды и теперь ещё пользуются жители местностей, где отсутствуют дороги в обычном, современном смысле этого слова. Входя в состав Верхоянского округа, село Казачье само по себе является культурным и торговым центром обширного, хотя чрезвычайно малонаселённого края. Село не может похвастаться своим видом. Расположенное на пригорке, как бы для лучшей вентиляции не по- сибирски тесно построенных жилищ, Казачье состоит из группы тесно сбитых в кучу и кое-как посаженных изб.
За небольшим оврагом, или логом, одиноко стоит здание инородческой управы. К управе ведёт с берега крутой подъём. В управе, где жил инженер-технолог М. Брусев - посредник между экспедицией и внешним миром, мы и остановились.
Погода здесь в апреле такая, как в средней полосе Европейской России бывает в самые суровые зимы - до минус 30 градусов. Ветры почти постоянные, только в очень сильные морозы бывает штиль. Особенно силён и продолжителен бывает западный ветер.
Впрочем, зима теплее, чем в Верхоянске. Умеряющее влияние на климат оказывает близость моря. Лето холодное. Наблюдения в Казачьем производятся три раза в сутки, в Верхоянске - ежечасно. Полярная станция в районе Казачьего - одна из старейших, наблюдения на ней начались в году. Станция построена на месте зимовья экспедиции Петра Фёдоровича Анжу, которая работала здесь ещё в году. Живя на своем «зимовье», группа лейтенанта Анжу производила метеорологические наблюдения, результаты которых, записанные в специальный журнал, хранящийся в Отделе фонда гидрометеоданных ТЦГМС, позволяют нам сейчас судить о метеорологическом режиме тех далеких времен.
Приходится только удивляться мужеству этих людей, которые, не имея качественных метеорологических приборов для наблюдений, вели их регулярно. В их распоряжении были дорожный двухколенчатый барометр со шкалой, разделенной на английские дюймы, и внутренним термометром со шкалой Реомюра и внешний - наружный - спиртовой термометр, вероятнее всего, со шкалой, разделенной по Фаренгейту. Это обстоятельство, конечно, значительно усложняет использование результатов наблюдений, но всё же дает возможность судить о погодных условиях, в которых приходилось жить и работать исследователям.
На станции Кюсюр наблюдения начались в году. Раньше она располагалась в большом селе Булун, которое в своё время было районным центром. Из дневникаКатина-Ярцева: Население на территории Усть-Янского улуса, в котором находится и Казачье, состоит из русских, якутов, тунгусов, юкагиров. Русские образуют в Казачьем крестьянское общество, но настолько объякутились, что ни по языку, ни по образу жизни не отличаются от якутов.
Большинство не говорит по-русски или говорит очень плохо. Гораздо устойчивее оказались мещане Русского Устья, которые сохранили свой язык и даже много старинных русских песен, давно забытых в самой России. Многие слова и обороты этих песен, конечно, непонятны для них и повторяются чисто механически, как иногда в старинных якутских сказках, мало понятных для современных слушателей и всё же любимых ими.
Жителей в Казачьем зимой до ста человек, а летом остаётся семьи четыре, а также священник и писарь. Остальные перекочёвывают. Торговцы, придающие селу оживление, последним зимним путём, когда большинство инородцев и крестьян перекочевали, переезжают с семьями на Булун, где и летуют. На пароходе они везут по Лене пушнину в Якутск и закупают там товары. Торговля ведётся преимущественно меновая и лишь отчасти денежная.
Впрочем, деньги являются мерилом ценности. Цены на товары, разумеется, весьма высокие, тем более что в торговле процветает своего рода двойная бухгалтерия. Получая, во-первых, порядочные проценты непосредственно на товары, купец, во-вторых, повышает этот процент понижением действительной стоимости пушнины, являющейся средством платежа. Так как инородец вынужден бывает продавать ещё не пойманного зверя, следовательно, торговля ведётся в кредит, то препятствий к этим финансовым махинациям со стороны инородцев не встречается, да и крайнее невежество их этому содействует.
Их роль с успехом играл двугривенный. Приведу цены некоторых продуктов при покупке на наличные деньги в селе Казачьем в году. Сахар 1 пуд : цена в Казачьем 16 - 2 0 р. Стоимость провоза от Якутска не превышает рублей с пуда. Далеко не безвыгодную отрасль торговли составляет тайная продажа спирта. Бутылка водки якутской очистки, стоящая в то время в Якутске 50 копеек, здесь продаётся за 5 рублей. Но особо следует сказать о таком важном северном промысле, как торговля мамонтовой костью.
Историческая справка о промысле мамонтовой кости Купцы с незапамятных времен сделали бивни сибирского мамонта предметом международной торговли. Трудно сказать точно, сколько всего мамонтовой кости было вывезено с Новосибирских островов.
В году русский ученый В. Татищев определял годовую добычу мамонтовой кости в России всего в пятьдесят - сто пудов, однако во второй половине столетия И. Ляхов, его коллеги и преемники развернули дело на широкую ногу. Академик Паллас в марте года писал в «Ученых известиях Сия слоновая кость, которую я часто видал, ибо оная привозится в Москву и отправляется за море через Архангельск и Херсон, столь свежа и бела, как и привозимая из Африки».
На мировом рынке «российская», или «московская», слоновая кость шла пятым сортом при общем ассортименте в шесть сортов. В х годах позапрошлого столетия в Москву поступало до двух тысяч пятисот пудов в год.
По данным одного из этнографов, изучавшего в предреволюционные годы состояние русских северных промыслов, с по год на якутской ярмарке продавалось от семисот до двух тысяч пудов кости.
Ляхова львиная доля добычи приходилась на Новосибирские острова; один Я. Санников в году попутно, в ходе экспедиционных работ, добыл двести пятьдесят пудов. Таким образом, были добыты бивни всего от 46 тысяч особей, считая средний вес пары клыков за восемь пудов. Много это или мало, если учесть, что с конца позапрошлого столетия и до тридцатых годов XX века из Африки каждый год вывозились бивни от более чем сорока тысяч слонов?
Не ископаемых, а убитых специально ради бивней Как выглядел в начале XX века промысел мамонтовой кости на Новосибирских островах? Ранней весной артели по сорок - пятьдесят человек на собаках и оленях выходили из села Казачьего древним маршрутом промышленников.
Все лето они обшаривали острова и свозили кость в одну, ближайшую к материку, точку, а в ноябре налегке, без бивней, возвращались домой. В марте следующего года делался транспортный рейс за прошлогодней добычей, а затем начинался очередной промысловый год. На члена артели приходилось по пудов, из них половину нужно было отдать купцу за продукты и снаряжение, полученные авансом.
Такой малорентабельный промысел не мог не прийти в упадок. На досуге из кости вырезались мелкие предметы: шарниры для сошек, на которые клали берданку при выстреле, черенки для ножей, мундштуки Изредка, если нарты оставались недогруженными, один-два клыка клали на свободное место либо просто привязывали к нарте и тащили по льду в Казачье.
Ценные свойства бивней человек продолжал использовать и после того, как волосатые гиганты исчезли с лица Земли. Промысел - розыски и вывоз бивней - существовал задолго до первых русских арктических землепроходцев.
Местное население собирало бивни и продавало их вместе с клыками моржей скупщикам из Монголии и Китая. Позже к сбору мамонтовой кости подключились русские. В году казак Я. Санников вывез с Новосибирских островов пудов бивней кг , собранных примерно от мамонтов. Тем более что долгие полярные ночи располагают к рукоделию, а светлый, слегка просвечивающий материал мамонтовой кости как называли в старину огромные витые передние резцы мамонтов очень удобен для поделок.
Этот материал в меру податлив острому резцу и долговечен. Работа с ним не требует большой освещенности, что немаловажно для суровых условий примитивных зимовок. По мнению некоторых историков, первыми русскими добытчиками, развернувшими массовую поставку мамонтовых бивней к императорскому двору, были братья Санниковы, которые грузили свои корабли костью на побережье Ледовитого океана. С тех пор не прекращалась добыча кости как для внутреннего потребителя, так и для зарубежного.
На первый взгляд, запасы бивней должны бы исчерпаться, но этого не происходит. Дело в том, что множество бивней захоронены в мерзлых тундрах и только под действием эрозии проявляются на свет, вытаивая из вечного льда.
Так, только на крайнем севере востока Сибири, по расчетам профессора Н. Верещагина, разгуливало около двухсот миллионов особей мамонтов. Останки этих зверей и сейчас можно обнаружить в тундрах по обе стороны от Урала. И хотя из Африки ежегодно вывозили около тонн слоновых бивней, не было в Европе ювелира, который не имел хотя бы небольшой запас мамонтовой кости, добытой на Русском Севере.
Этот материал отлично обрабатывался резцом и отличался очень красивым сетчатым рисунком. Из мамонтовых бивней делали дорогие табакерки, шахматные фигурки, статуэтки, различные женские украшения, рукоятки ножей и сабель и многое другое.
Довольно много бивней обрабатывалось и прямо на месте - в Якутске, Архангельске и особенно в Холмогорах. Но давайте вернемся от мамонтовых бивней к истории изучения самих животных. В году царь Петр услышал от торговых людей, ездивших за товарами в Китай, что в сибирской тундре живут лохматые бурые слоны. Купцы клялись даже, что сами видели голову одного из таких слонов. Мясо зверя было полуразложившимся, но кости окрашены кровью.
Любитель всего необычного, Петр издал указ о собирании всяких вещественных доказательств существования подобных мохнатых слонов. Костные останки этих представителей древних животных находят почти на всей территории северного полушария Земли. Особенно частые и в хорошем состоянии находки характерны для Восточной Сибири. Мамонт - крупное стадное животное из семейства слоновых.
Высота тела в холке - метра, вес - тонн.
Кожа толщиной до 2 см и длинные волосы с густым мягким подшерстком. Бивни у старых особей вырастали до 4 метров при весе более кг. Мамонт - травоядное животное, в сутки поедал до. Продолжительность жизни мамонта - лет.
Плодовитость этого млекопитающего животного была очень низкой, половозрелость наступала к годам. Ареал мамонтов и мамонтовой фауны бизон, шерстистый носорог, овцебык и др. Из дневника Катина-Ярцева: Менее значительную роль как промысел, ограниченный пределами Якутской области, играла торговля местными, преимущественно меховыми, изделиями.
Как специальность Верхоянска - летняя обувь - сары, так специальность местных жителей - торбаса - зимняя обувь. Здешние торбаса славятся по всей области. Самые нарядные стоили до 15 рублей пара; совсем простые - 2 или 3 рубля, в зависимости от длины голенища. Кухлянку я приобрёл за 10 рублей с волчьей опушкой на вороте и рукавах. Она легче, длинней и теплее более дорогой лисьей куртки. Устьянский банкир экспедиции Я. Санников подарил мне песцовые рукавицы с беличьей оторочкой и даже с маленькой опушкой из бобра, вернее, выдры.
Здесь и белые есть высокого качества, а в других местах это - низший сорт. Варим еду, сушимся, ноги отдыхают от длинного перехода в 22км. Девчонки утверждают, что слышат крики людей на поляне, я слышу только птиц, но ничего членораздельного. На ужин съедаем по порции рожков, и усталые ложимся спать. Встаю в 6. Ночь по контрасту с предыдущими очень теплая, кто раньше мерз, теперь не мерзнет, я же просто обливаюсь потом.
Утром воздух тоже необычно теплый, комары на это дело повыползали тучами, а, к слову о тучах, небо все равно серое. Ночью ветра, вроде бы, почти не было, только изредка налетали сильные порывы. К утру же ветер усилился, костер наш, горящий на сетке, сдувает. Приходится стоять около него с пенкой, чтобы огонь не сносился в сторону от котлов, иначе мы до обеда не вскипятим воду. Варим простенький геркулес, после чего громко объявляю в лагере новый день и поздравляю с этим замечательным событием начинающий просыпаться народ.
Погода хреновая, да Марина не совсем хорошо себя чувствует, решаем пока никуда не идти. Чтобы не скиснуть, пока нет дождя, решаем до обеда совершить восхождение на Б. От того места, где мы стоим, до верхушки Б.
Шелома, 6 километров пути и больше метров набора высоты. С угла Двойнишской поляны на Большой Шелом уходит тропа, она и на карте нарисована, и реально существует, потому что два года назад мы шли именно по ней. Однако это было в июне, сейчас же трава надежно спрятала эту тропу от нас - попетляв по лесу зигзагами мы так ее и не нашли. Дальше шли по лесу просто в нужном направлении по компасу, иногда выходя на протоптанные тропы в траве, потом теряя их….
Склон становится все круче и круче, теперь можно идти как по полоскам леса, идущим вверх, так и по полоскам курумника, идущим, понятно дело, туда же - кому как нравится больше. Женя вот просек преимущества хождения по курумнику, пользуется первой возможностью идти именно по нему.
Я же, хотя тоже очень люблю прыгать по камням, сейчас пользуюсь возможностью лезть по еловому лесу с его мягкой травяной землей, а по курумнику еще напрыгаюсь, я знаю, что будет выше….
Уже видно, на какую высоту мы забрались - далеко внизу виден лес и поляна Двойнишей, почти у которой стоит наш, невидимый сейчас, понятно дело, лагерь. Наконец долгий тяжелый путь наверх завершается на почти плоском плато с мхом, можжевельником и травой под ногами. Два года назад, мы с Андрюхой только и смогли, что залезть на это плато.
Здесь уже не было ничего видно в 50 метрах, летели клочья облаков, и было просто жутко холодно. Тогда мы быстренько съели тортик, напились воды из принесенной с собой пластиковой бутылки и побежали скорее вниз, к теплу и солнцу. Сейчас здесь облаков не было, такого сильного ветра, как тогда, тоже не наблюдалось.
Вдали виден финальный курумник, идем по плато к нему. Объявляется свободное плавание до вершины, отстающих Аню с Машей почти не ждем, Женя же наоборот ушел далеко вперед, и уже лезет букашкой по курумнику. Подходим к подножию этой огромной кучи наваленных кем-то камней.
Долго лезем по курумнику наверх, постоянно обманываясь: кажется вот он, конец подъема, но когда до него долезаешь, оказывается, что это еще не вершина, а вершина, по-видимому, вон там.
Но долезая до следующего изгиба рельефа, оказывается, что и там не вершина… Наконец взойдя на очередную ступеньку видим небольшой скальник, на нем палку, а у палки застывшего в гордой позе Женьку, вскинувшего в победном жесте руку. Дойдя до него, поняли, что так стоять продолжительное время довольно затруднительно. Здесь, на высоте метров дует сильный ветер. Надеваем снятые было в процессе подъема куртки, лежим на камнях, прячась от ветра.
Здесь вид, конечно, просто потрясающий. Такой перепад высоты довольно редок для наших мест, разве что за исключением самой высокой горы - Ямантау, но там я не был.
Двойнишская поляна где-то далеко-далеко внизу. Бывшая узкоколейка вьется чуть заметной просекой, огромными меандрами забираясь на хребет Машак. Хребет Нары уходит на юго-запад, теряясь в дальней дымке….
А сама Зигальга тянется на северо-восток, и выглядит очень серьезно - сплошные курумники и скальники… Думаем, как по ней идти…. На самой вершине у заклиненного между камней штыря лежит банка с посланиями, мы забыли взять ручку, так что своего послания оставить не смогли, но с удовольствием почитали те, которые там уже лежали. Сняли за писку Михаила Камалова : , который здесь был на майские праздники, прочитали все остальные записки.
Во всех записках, кроме одной, восхожденцы писали, что сидят в полнейшем тумане, облаке, что вокруг только ветер и холод…. Так мы сидели, спрятавшись от ветра за камнями, медленно мерзли, но уходить отсюда мне совсем не хотелось… И вдруг, совершенно случайно я посмотрел на северо-запад - и увидел большой дождевой фронт, который вот-вот собирался нас накрыть!
Моментально смотав удочки мы рванули вниз, потому что два часа спускаться по мокрому сначала курумнику, потом лесу, никому не хотелось… И почти сразу же дождик нас догнал… К счастью, он оказался не очень сильным и долгим, хотя и промочил нас порядком. Спустившись на Шеломское плато мы оглянулись, и почти не увидели вершину - она уже пряталась в облаках. Шелом в этот раз позволил нам полюбоваться на себя и окрестности, но потом показал свой норов….
Решили идти по плато и гребню на юго-запад, сколько получится. Сначала долго шли между елочками по мху на плато, потом оно постепенно стало все больше уклоняться вниз, и наконец прервалось мокрым после только что прошедшего дождя курумником. По курумнику идти было тяжело, все подустали и то и дело соскальзывали с камней.
Потом спустились до уровня леса, и так же шли по направлению гребня. Несколько раз ошибались - долго не смотрели на компас и нас сносило правее, на другой склон гребня, и приходилось немного идти вверх, но каждый раз мы рано решали, что перешли гребень, и нас опять сносило правее… Все устали и промокли, пока спустились в лес, по которому мы уже шли.
Скоро вывалились обратно на поляну, а там совсем чуть-чуть осталось и до лагеря. Там уже давно готов обед.
Пока едим, выглядывает солнышко. Думаем варианты дальнейшего путешествия, решаем, что Зигальгу лучше проходить не будем, потому что группа не совсем готова к такому.
Решаем идти по дороге в Тюлюк. Отдыхаем после обеда, Марина в порядке, так что больше торчать здесь, под носом у егерей, смысла нет. Собираемся, и очередное "спасибо этому дому, пойдем к другому" звучит по отношению к этой приятной стоянке под большими раскидистыми елками…. Идем обратно по дороге, опять проходя Двойнишскую поляну, потом мост через речку Большой Катав, разворот дороги, у которого мы два года назад без палатки ночевали вдвоем с Андрюхой… Еще один крутой разворот дороги… Ноги стираются, группа вымоталась, Маша умерла, Женька тоже отказывается идти дальше… Руководятел делает выводы.
Не доходим даже до места предыдущего обеда, встаем на ближайшем ручье в 50 метрах от дороги. С дороги наш лагерь видно как на ладони, но плевать, авось никто не проедет, а утром мы смотаемся пораньше. На ужин тушенка с гречкой, компот. Поем песни, погода обещает теплую опять ночь и хороший день назавтра. За день прошли 18 км. Дежурные встают в 6, остальные в 7.
На завтрак пшенка, быстро собираемся и делаем ноги с этой просматриваемой стоянки. Идти по дороге опять придется далеко, но теперь ноги тщательно заклеены пластырем у тех, у кого они стираются. У меня, к счастью, такой проблемы нет. Идем ходками по 25 минут, отдыхая 5 минут. По пути меняюсь на одну ходку рюкзаком с Лешей, и сразу чувствую, какое это, оказывается, счастье - носить удобный самосшитый Андрюхой рюкзак!
Только одев чужой рюкзак понимаешь, насколько удобен свой…. Доходим по очередного крутого разворота узкоколейки, здесь она, наконец, после долгих петляний, забралась на хребет Машак там, где он почти заканчивается. Здесь когда-то была станция под названием Машак, теперь же только поляна, заросшая высокой травой и крапивой, напоминает о том, что здесь когда-то жили люди. Зато отсюда открывается потрясающий вид на Зигальгу и Б. Шелом, где мы совсем недавно были.
Фотографируемся, Андрюха хочет сфотографировать Шелом с высоты, для этого пытается залезть на меня. Я отбрыкиваюсь, тогда он залезает на Женю и довольный делает свою фотку с его плеч. Очередные долгие уговоры Машу сфотографироваться со всеми, и идем дальше. Находим ручей, перекусываем как обычно сухарями, орехами и курагой…. Дорога идет теперь по другому склону хребта Машак, постепенно спускаясь. Жарко, слепни прямо зверствуют. Идем в накомарниках, я немного отстаю и с удивлением обнаруживаю, что основная толпа слепней летает тучей вокруг группы, а когда идешь отдельно, их гораздо меньше.
Доходим до развилки, нечто заросшее травой и кустарником и ненакатанное идет дальше прямо, а мощная, но грунтовая дорога резко сворачивает вниз. Долго разбираемся, где же узкоколейка, Андрюха уходит вниз по дороге на разведку, мы с Женей спорим, где узкоколейка. Женька говорит, что узкоколейка сворачивает вправо, я же сомневаюсь, что узкоколейка может во-первых так резко поворачивать вправо, и во-вторых так резко идти вниз.
Пойдя на разведку в заросшую часть мы убеждаемся, что узкоколейка действительно здесь шла прямо, не сворачивая, а заросшая она здесь именно потому, что этот участок никому не был нужен, и его никогда не чистили, не подсыпали на расползающиеся участки песок, а все проезжающие просто срезали напрямую небольшой участок, потому что по карте всего километром ниже по склону узкоколейка идет уже в обратную сторону.
Андрюха вернулся и мы пошли прямо по заросшему участку дороги. Доходим до места, где узкоколейка разворачивалась на градусов, и взяв азимут пошли оттуда по лесу в сторону деревни Александровка, намереваясь как можно быстрее выскочить на дорогу, которая должна была встретиться по пути.
Лес был довольно тяжелый, зато ноги не стирались так, как на дороге. По лесу шли примерно ходку, и вышли на старые вырубки, теперь заросшие мелкой порослью. Выскочили на какую-то старую, ужасно размытую ручьями глиняную дорогу. Пошли по ней вниз по склону, но очень скоро уткнулись в слепой конец. Теперь мы шли обратно вверх по склону, солнце жарило, слепни жрали, и мы просто упарились, пока вышли по этой дороге на границу леса. Воды было мало, и наш опыт говорил, что лучше ее не пить в такую жару.
Пошли по дороге вдоль леса, но потом дорога пошла явно не в нужно нам направлении, тогда мы свернули в лес и пошли опять по азимуту в сторону Александровки, постепенно спускаясь.
Наконец, после чистого елового леса, после зарослей чего-то мелкого и березового травяного леса мы выскочили на нужную дорогу, которая резво по просеке бежала вниз. Слева за тонкой полоской леса виднелась большая поляна, потом с этой поляны пришла большая наезженная грунтовая дорога, которая скоро привела нас к ручью, который, судя по карте, носил нехарактерное для этих мест название - Большой Морган. Время - около четырех или половины пятого, и мы останавливаемся обедать.
С огромным удовольствием купаемся, едим обеденный суп. Женя пытается рыбачить, стоя посередине ручья и опустив леску с крючком себе под ноги и ловит одну маленькую рыбку. Собираем землянику, пинаем мячик, постоянно купаемся, вещи сушатся на камешках и на себе.
Лениво собираемся, и в 6 вечера выходим. Дорога теперь идет по сосновому лесу, вокруг потрясающий сосновый озоновый запах, часто останавливаемся, не снимая рюкзаков и едим землянику, щедро растущую вдоль дороги. Выходим на Александровскую поляну, я просто выпадаю от потрясающего вида на хребет Бакты.
Здесь большая долина, у правого края которой течет Юрюзань, а сразу за ней поднимается настоящая стена Бактов! Это впечатление сложно описать словами, на такое можно только смотреть и восхищаться… Неужели это те же самые Бакты, на которые мы смотрели сверху с вершины горы Б. В деревне молока нет совсем, идем по дороге, ведущей в Тюлюк. Недалеко от деревни уходим с дороги, и там, где судя по карте, река делает петлю, выходим на Юрюзань и на крупногалечном берегу в двух метрах от воды ставим палатки.
Погода классная, надеемся, что она такой и останется.
Река здесь уже не такая быстрая, как в верховьях, где мы ее переходили по пути на Медвежью, здесь полная лафа плавать, чем мы и пользуемся до упаду. Спалось мне просто кошмарно - под палаткой нераскиданные камни, сама она стоит наклонно, потому постоянно сползаю к выходу, а проснувшись я еще к тому же увидел, что пенка из-под меня таинственным образом выползла и лежу я в спальнике по сути просто на камнях… Кошмар, а не ночевка.
Зато одно приятно - можно только проснувшись в трусах вылезти прямо в реку - до нее два шага, и умываться уже под прохладной и никем с утра не взбаламученной водой. На завтрак опять не очень понравившееся мне картофельное пюре, ядовитого желто-зеленого цвета, зато кофе с сухим молоком. Раннее утро радует нас синим небом, солнца пока не видно - оно еще где-то за Бактами.
Ну и пусть, пока нам его не надо, нам предстоит лезть на стенку Бактов. Собираем разбитый вдребезги лагерь, отходим чуть ниже по течению реки, там слышится перекат. Снимаем только что одетую обувь, и, держась за руки маленькими группками переходим реку. Там еще несколько минут на надевание обуви, и вот мы уже идем по лесу по азимуту в сторону Перевала Косой Дол.
Хребет Бакты со стороны более высоких гор и на карте не выглядит чем-то серьезным и сложным для преодоления. Как, впрочем, и хр. Инзерские Зубчатки. Однако на самом деле скальная гряда на гребне хребта не в каждом месте даст легко перейти хребет. Бакты исторически переваливаются в двух седловинах - они-то и называются Кривой и Прямой дол. Лезем по лесу, подъем становится все круче и круче, и, хотя солнце все еще, к счастью, скрывается за хребтом, начинают доставать слепни, - на ходках сидим в накомарниках.
Нагрузились все порядком, пока лезли эти несчастные метров набора высоты. Скоро среди деревьев стали попадаться заросшие мхом курумники, а мы все никак не видели ничего похожего на Кривой Дол. Наконец полезли прямо вверх, куда залезется. Ноги устают, становится жарко. Выскакиваем на старую заброшенную, но, по-видимому, когда вполне народную тропу. На небольшой седловинке на вершине хребта тропа теряется.
Это точно не Косой Дол, - может быть, мы ошиблись и залезли в Прямой Дол? Впрочем, какая нам разница, хребет-то перевалили.
У Марины болит нога, разгружаем и снимаем с нее рюкзак, Андрей вырезает ей палку. Берем азимут в сторону Жеребчика и начинаем небольшой с этой стороны спуск с Бактов.
Густой лес чередуется с субальпийскими лугами с перегретой травой по грудь… Настоянный на травах и солнечном свете воздух… Солнце сквозь ветки деревьев… Жара, ветра нет… Потихоньку начинаются плавиться мозги.
Карту уже не понимаем, знаем только направление, в котором нужно идти. Наталкиваемся на какой-то ручей, встаем обедать. Пока обед варится, я успеваю вздремнуть на солнышке полчасика, и встаю совсем размякший… На обед замечательный рыбный суп, я его по привычке называю ухой, Женька сомневается, что это варево из консервы можно называть таким гордым именем.
Идем дальше, не зная точно, где находимся. Переходим еще один большой ручей - и сразу от него идет приличный подъем… Долго смотрим в карту, не понимая, где же находится этот подъем - на карте мы его не видим. Наверху чистый приятный лес, потом выскакиваем на поляну - и с нее, наконец, все видно. Идем в правильном направлении, просто мы вылезли на Бакты намного до Косого Дола, поэтому так долго идем до Жеребчика.
Теперь слева виден небольшой скальный пупырь, а впереди слева высится Жеребчик и хребтик, идущий от него к самому Иремелю. Берем визуальный азимут. Лес меняется на елочный, под ногами появляется мягкий мох, но ветки лезут в глаза и мешаются… Находим родник - достаю кружку и с кайфом выливаю на голову и за шиворот несколько литром холоднющей воды! Чего же они не хотят освежиться также, а только смотрят, как на чокнутого?! Наконец начинается курумный лес.
Кто хочет, или у кого ноги больные, идет по лесу, а любители могут вылезли на камни и прыгать вверх по ним как по лесенке. Начинается небольшая гроза, где-то в стороне Большого Иремеля, потом докатывается дождиком до нас. Дождик недолгий, с крупными теплыми каплями - я ему радуюсь. Перегретые камни промокают, но как только он заканчивается, моментально подсыхают. Вылезаем на гребень, ждем отставших. Устраиваем перекус, сидим на небольшом скальнике, с которого все видно и в сторону Иремельской подковы и долины Карагайки, и туда, откуда мы пришли… Бакты отсюда уже не впечатляют, но теперь я на собственной шкуре знаю, что они прикидываются… Долго пытаемся решить, куда идти - то ли не ходить на Жеребчик, и прямо сейчас идти хребтом на плато под Б.
Иремелем, то ли… Решаем все-таки лезть на Жеребчик, и с него спускаться вниз. По хребтику до Жеребчика идти недалеко, но я успеваю промокнуть насквозь, продираясь сквозь траву. Траверсируем соседний к Жеребчику скальный пупырь, прямо на вершине которого я два года назад в своем одиночном походе поставил свою палатку и на седловине между ним и самим Жеребчиком объявляется свободное плавание до вершины.
На вершине Жеребчика вообще лафа… Сидим, ждем пока залезут остальные, балдеем… Андрюха пытается вспомнить, куда же тут идти за горным хрусталем, потом этот горный хрусталь, пусть пока в виде пыли, обнаруживается прямо под ж.. Они, по-видимому слишком устали, чтобы лезть. Видим первых туриков, - мужик спускается по курумнику далеко внизу как раз от Жеребчика. Немного спускаемся от Жеребчика перпендикулярно хребтику, и сразу под скальником находим все наших.
И маленькую пещерку с кусочком земли у входа, в которой попадается много мелких кристалликов. На нас с Женей нападает хрустальная лихорадка, мы заползаем в пещерку… Там тоже на полу попадаются кристаллы, немного покрупнее, а весь потолок играет в луче фонаря - он покрыт россыпью еще недообразовавшихся, не полностью прозрачных кристалликов… Потрясающее зрелище! Зря, очень зря за нами никто больше не полез… В копательских работах проходит минут пятнадцать, потом нас от этого отрывают - пора идти вниз.
По сложенным из камней турам идем по курумнику вниз. Курумник кончается, по границе его идет травяная тропа. Мы прошли по ней в одну сторону метров сто, потом Андрюха всех развернул, сказав, что это еще один подъем на Жеребчик.
Пришлось возвращаться немного по своей тропе, а потом сворачивать прямо вниз по склону. Долго шли по лесу и высокой траве. Ребята, которым мы рассказывали, что на Иремеле все истоптано тропами, очень удивлялись тому, что приходилось опять с боем прорываться сквозь высокую траву и спрятанные в ней коряги… Долгий путь через лес и наконец перпендикулярно выскочили на просеку.
Теперь мы уже точно знали место на карте, где находимся. По просеке пошли в сторону большого Иремеля, и через некоторое просека закончилась дорогой, уходящей перпендикулярно налево. Отсюда уже оставалось километра два до огромной стандартной стоянке у пересечения этой дороги с Карагайкой.
Там, естественно, стояла уже толпа народа, висели веревки, ограничивая дорожки в лесу, висели таблички "Баня", "Кухня" и другие, и лежала толпа напиленных дров. Мы же перешли через Карагайку и пройдя по дороге еще метров 50 встали у другой стоянки.
Все очень устали, солнце зашло, плов Катя варит уже в темноте. Иремель намечен на завтра. В этот день мы прошли 15км, но умаялись гораздо больше. Просыпаемся поздно, отсыпаемся после вчерашних подвигов.
Я из палатки вылезаю одним из последних, меня будит странный диалог, который диалогом-то назвать было нельзя:. Наверное я последние полчаса слышал этот диалог, в котором менялся только порядок фраз, но не содержание.
Когда я вылез к завтраку, на этого бомжа, по-видимому, пришедшего из Тюлюка, уже никто просто не обращал внимания. Жалко человека, конечно, а что делать? Раз уж сразу не дали закурить у нас в группе все-таки были курящие люди, - но не будем указывать пальцами , то потом сдаться было бы совсем неправильно - тогда бы этот мужик насмерть замучал бы кого-нить на самом деле некурящего.
Завтракаем, складываем все вещи по рюкзакам. Мужик, просидев весь наш завтрак неподалеку убедился, что здесь не курят кушать он не просил, а если бы попросил, мы бы наверняка дали и ушел мучить людей на большой стоянке по другой стороне Карагайки.
Шел он такими зигзагами, что было интересно, как он будет переходить Карагайку по положенным там доскам. Но, видимо, этот путь ему был знаком, потому что Карагайку он перешел на автопилоте, ни разу не споткнувшись. Марина с Лешей остаются в лагере с вещами, мы же, все остальные, выходим в путешествие на Большой Иремель… Идем сначала по дороге, дорога пересекает маленький ручей, и поворачивает направо, еще километр и другой поворот, уже налево.
Почти сразу выскочили на развилку. Прямо дорога идет постепенно спускаясь, и выходит в конце концов в Тюлюк. Нам же нужно направо и вверх. Дорога поднималась вверх и вверх, и на очередной полянке закончилась. Народная, утоптанная поколениями туристов тропа ушла направо, по траверсу. По этой тропе шли до пересечения с Карагайкой, где вытоптана еще одна огромная стоянка.
Здесь вдоль ручья налево вверх уходит тропа на плато. Шли не торопясь, без рюкзаков идти было легко. Вылезли на плато, порадовались открывшимся видам и полезли на Иремельский кабан - огромный курумник, который, собственно, и составляет верхушку Большого Иремеля.
Со стороны Малого Иремеля приближается гроза. До вершины остается совсем немного, но уговариваю Андрюху тормознуть здесь, в небольшом "балкончике", потому что гроза идет нешуточная. Сидим, укрывшись от ветра и налетающих капель за камнями, перекусываем. Катя, как обнаружилось, по пути посеяла на одном из отдыхов мешочек с орехами… Обидно до ужаса!
Перекусываем сухарями, шоколадкой и банкой противной морской капусты. Если бы я не знал, что она полезная, я бы не стал ее есть. Грозовые облака летят примерно на одном уровне с нами, у девчонок волосы в буквальном смысле встают дыбом - то ли от тщательно скрываемого страха, то ли от того, что воздух, видимо, жутко наэлектризован.
Становится немного неуютно, ведь сидим мы в 10 минутах медленного подъема от вершины - то есть почти рядом. Молнии одна за одной бьют в вершину, куда мы собирались подняться, на нас одна за другой накатывают волны мощного грома….
Наконец гроза постепенно уходит, мы решаемся подниматься дальше. Скоро выходим на верхушку Иремеля. Здесь под ногами не голый курумник, как ниже, а растет высокогорная трава. Виднеется куча исписанных камней и воткнутый шест, мы направляемся туда.
Это и есть самая высокая точка нашего похода. Тучи ушли, все вокруг видно, любуемся Аваляком и соседними горами. В воздухе все-таки висит какая-то дымка, поэтому даль теряется и не видно нашего пройденного маршрута…. Пока фотографируемся, вокруг летают тучи, одна из них на время погружает нас в фантасмагорию - все вокруг заволакивает белесым туманом… Я уж подумал что все, виды закончились, но туча, подумав, улетает… Сидим в рваной облачности, облака ниже нас и в стороне от Иремеля, летают быстро и то закрывают, то открывают окрестные горы….
Шест на вершине обвязан всякими веревочками, под ним банка с записками. С удовольствием копаемся в них. С самого верха лежит записка, датированная часом до нашего появления примерно такого содержания: "Мы такие-то, сейчас здесь, на вершине начнется гроза. Мы ее будем пережидать здесь, если переждем, то по поверью станем святыми". Оглядываюсь вокруг - никого. Ну, думаю, наверное они на самом деле стали святыми во всех смыслах и качествах.
Ан нет, вон идет кто-то. Двое парней. Но было страшно". Оказалось, что это экологи, они стоят лагерем на седловине между Большим и Малым Иремелями и изучают лес. Прощаемся, идем вниз, сфотографировавшись на краю верхнего Иремельского плато.
Вдалеке по направлению к Жеребчику виден кусочек снега, но к нему мы не успеем. А зато прямо у подножия кабана обнаруживаем другой небольшой снежник… Это потрясающее впечатление - посидеть на снегу и покидаться снежками в конце июля! Дальше обратный путь той же самой тропой, к лагерю приходим часов в шесть вечера, порядком задержавшись.
Обедаем, опять достает мужик: "Курнуть бы", "Дайте закурить", "Хоть маленечко", "Хоть чуть-чуть", Дрон, не выдержав, глаза в глаза последний раз ему говорит, что у нас НЕТУ.
Так мы от него, наконец, отделались. Думаем о дальнейших планах на поход. Группа подустала, есть идея в Тюлюке садиться на автобус и добираться до Зюраткуля на автобусе. Мне такой вариант совсем не нравится, я хочу до Зюраткуля дойти походом, а автобус по сути означает завершение этого похода и начало чего-то другого, третьей категории матраса.
Совещаемся, решаем, голосуем что поход нужно продолжать. Но учитывая больные ноги Марины и Жени, решаем, что скорее всего мы не сможем залезть и на Нургуш тоже, а до Зюраткуля будем добираться по дороге мимо Увана. Упаковываем уже почти собранные с утра рюкзаки и идем в Тюлюк. Андрей с Женей идут вперед, чтобы попробовать найти машину и провезти нас до реки Б. Калагаза, потому что стирать ноги 30км почти асфальта совсем не хочется. Сколько раз я уже ходил этой дорогой от Иремеля до Тюлюка!
Из нового там была только дискотека, гремевшая на всю нижнюю часть долины Карагайки и футбольная площадка в самом низу, почти уже у Тюлюка. Когда доходим до Тюлюка, у самого крайнего дома в котором, как я теперь знаю, находится база "Розы Ветров" нас уже ждет газелька, которая за 20р с человека быстро довезла нас до Б. Мы с Лешей и рюкзаками ехали в кузове, так за эти 30км полностью провоняли каким-то, кажется, мясом, которое здесь раньше было….
С дороги ушли к Юрюзани, которая здесь текла в метрах и там на одной из многочисленных стоянок встали как раз к заходу солнца. Юрюзань в этих местах вообще-то не очень глубокая, но как нам рассказала пожилая пара по пути, именно в этом месте есть глубокая яма.
И действительно, когда я, побросав рюкзак и все провонявшие вещи, которые на мне были в воду отмокать, зашел в воду, я сразу обнаружил дорожку из мелких камешков, заботливо кем-то сделанную, и дорожка эта вела на середину реки, где я уже до дна не доставал, сколько ни старался….
Ужинали, пели песни в накомарниках, я писал походные события… В этот день, судя по карте и не считая проеханное расстояние, мы те, кто ходил в радиалку на Иремель прошли 25,5 километров. Впереди была заключительная часть похода. День одиннадцатый. Сибирский "трахт" - Кипящий ручей - фонтан - д. Утро одиннадцатого дня началось с купания в Юрюзани.
Поплавать в свое удовольствие на глубине - такой возможности теперь не будет до Зюраткуля, а до него еще топать и топать пешкарусом. Пока собираем рюкзаки и сворачиваем лагерь, подходит какой-то старик со старым же рюкзачком за спиной. Разговариваем, объясняем, куда собираемся идти. Просит показать карту, и на карте объясняет, что та дорога от места впадения реки Б.
Калагаза в Юрюзань, по которой мы собираемся идти, называется Сибирский "трахт", как он немного смешно произносил.
